Статья Виталия Шлайфера и Вячеслава Мурзина об одном из экспонатов нашего музея
В фондах запорожского Музея истории оружия хранится нож, изготовленный из диабаза (вулканического стекла) серого цвета. По словам продавца, принесшего этот нож в Музей, он происходит откуда-то из южных районов Сибири, т. е. с той территории, которая в I тыс. до н. э. была занята носителями сакской культуры. К сожалению, точного места находки он назвать не смог.
Нож имеет клинок листовидной формы, спинка клинка и верхняя часть рукояти декорированы рядом косых рельефных валиков. Навершие рукояти украшено гравированной протомой волка с ощеренной зубастой пастью, круглыми глазами и треугольными ушами, в целом соответствующее канонам скифо-сибирского звериного стиля. Общая длина ножа – 265 мм, длина клинка – 165 мм, ширина клинка у основания – 40 мм. Ширина рукояти – 33 мм. Наибольшая толщина ножа – 17 мм.
Естественно, первый вопрос, который возникает при публикации данного ножа, это вопрос о его подлинности. На наш взгляд, о том, что это действительно древняя вещь, а не подделка, свидетельствуют три момента:
1) нож покрыт достаточно толстым слоем патины;
2) фальсификаторы обычно изготавливали свои реплики по образцу уже известных подлинных вещей, иногда их творчески переосмысливая или стилизуя. Самый яркий пример – история со знаменитой «тиарой Сайтафарна». В данном же случае мы имеем дело с вещью уникальной;
3) изготавливая подделки, современные мастера обычно используют более ценные материалы, в том числе драгоценные металлы, а не камень, который едва ли способен обеспечить высокую продажную стоимость изделия.
Если публикуемый нож подлинный, он, несомненно, относится к категории жертвенных ножей, которые изготавливались из реликтовых материалов. Обычно в комплексах жертвенные ножи присутствуют попарно. Так, на территории Скифии выявлено шесть пар таких ножей, изготовленных из реликтового металла – бронзы, среди которых наиболее известны две пары ножей из Репяховатой Могилы [Ильинская, 1975, с. 155; Ильинская, Мозолевский, Тереножкин, 1980, с. 49-51, рис. 17, 5–8, рис. 22- 23]. Обломок еще одного такого ножа (случайная находка) хранится в Киевском историческом музее [Шрамко, 1965, с. 137].
Образ волка в скифо-сибирском искусстве звериного стиля по количеству изображений несколько уступает таким классическим сюжетам, как изображения оленей, кошачьих хищников, грифонов или сцен терзания травоядных хищниками. Мы не будем перечислять все известные изображения волкообразного хищника – это займет слишком много места. Скажем лишь, что изображения волков, украшавшие различные вещи, прежде всего – оружие, обнаружены в скифских, сарматских, сакских памятниках, памятниках Горного Алтая, Тувы, Монголии, Ордоса (Внутреняя Монголия), а также в памятниках северных провинций собственно Китая – Синьцзянь и Ганьсу. На территории Северного Китая обнаружены также предметы вооружения скифского типа.
Обычно эти инновации связывают с кочевниками «ди» (например: [Ковалев, 2001, c. 124]). Вряд ли этих номадов можно непосредственно связывать со скифами, но все же их принадлеж-ность к «скифскому миру» не вызывает сомнения. Вероятнее всего, прародину кочевников «ди» следует искать на исконных территориях саков в Южной Сибири или в Центральной Азии. Одним из наиболее ранних изображений этого круга является скульптурное изображение волка на бронзовом ноже карасукской культуры позднего бронзового века, найденном на территории Минусинской котловины [Артамонов, 1973, рис. 115, б].
Как известно, восточный импульс, частично связанный с носителями карасукской культуры, сыграл значительную роль в формировании киммерийской культуры на ее черногоровском этапе (кинжалы минусинского облика, стремячковидные удила и трехдырчатые псалии, киммерийские антропоморфные стелы, прототипом которых послужили знаменитые «оленные камни») и киммерийского этноса [Тереножкин, 1973; Членова, 1975, с. 88]. Надо сказать, что черногоровские бронзовые наконечники стрел и детали узды настолько близки аналогичным компонентам скифской материальной культуры, что некоторые черногоровские комплексы (например, киммерийское погребение в кургане Малая Цимбалка) долгое время считались собственно скифскими.
Возникновение в Восточной Европе скифского раннеполитического объединения и формирования раннескифской культуры, мы связываем с проникновением сюда второй волны протоскифской культуры из «глубин Азии» (по определению А. И. Тереножкина), поскольку в отличие от западных регионов Южной Евразии, где существовала «стерильная» новочеркасская прослойка, разделяющая во времени черногоровские и скифские древности, развитие протоскифской культуры происходило там непрерывно, начиная с эпохи поздней бронзы [Клочко, Мурзин, 1987].
Племена карасукской культуры сыграли немалую роль и в сложении сакского этноса [Пьянков, 1995, с. 56].
Что касается возможной даты публикуемого нами ножа, следует отметить, что изображение протомы волка лаконично, лишено дополнительных деталей и боязни «пустого пространства», что характерно для раннего этапа в развитии зооморфного стиля. Наиболее близкой в иконографическом смысле является, пожалуй, протома изготовившегося к прыжку волка, выгравированная на костяном предмете из с. Абрамовка, что в Южном Приуралье [Смирнов, 1976, рис. 1, 8].
Впрочем, близкие по стилю изображения волкообразного хищника известны и в более позднее время. Яркий пример тому – резное изображение протомы волка на костяном наконечнике нагайки из Бердянского кургана IV в. до н. э. [Мурзін, Фіалко, 1998, с. 109, рис. 7].
Однако следует заметить, что все известные нам ритуальные ножи, обнаруженные на территории Северного Причерноморья, датируются раннескифским периодом. Все это позволяет нам датировать и публикуемый нами ритуальный каменный нож ранним периодом истории саков, т. е. приблизительно VI в. до н. э.
Следует сказать, что волк в той или иной ипостаси зафиксирован в мифологии многих древних народов. Не будем вспоминать классический миф об основателях Рима – Ромуле и Реме, поскольку он возник в иной этнокультурной среде, а обратимся к более близким параллелям. Так, прародителем наиболее известного рода легендарных нартов – а нартовский эпос, несомненно, складывался под влиянием мифов ираноязычных кочевников – в какой-то мере скифов, но, прежде всего, более поздних аланов, был Уархаг [Дюмизиль, 1976, с. 174, 176–177]. Согласно В. И. Абаеву [1949, с. 187], это имя происходит от иранского слова «warka» – волк.
Не менее интересен сюжет, повествующий о происхождении знатного рода Ашина, правившего во многих кочевых тюркских образованиях – от объединения хуннов до Хазарского каганата. Согласно китайской летописи Таншу, в древности существовал хуннский род Ашина. Этот род был разбит и истреблен соседями, но осталась одна беременная женщина, которая скрылась в горах на северо-западе Алтая, в горной пещере. Это было волчье логово. Во время родов женщина скончалась, а мальчика вскормила волчица, которая имела шестерых волчат, а мальчик был седьмым. От этого мальчика берет свое начало хуннский царский род Ашина, который впоследствии стал правящим родом во многих тюркских образованиях, в том числе Первого тюркского каганата, одного из крупнейших в истории человечества древних государств Азии, созданного племенным союзом тюрок (тюркютов) во главе с правителями из рода Ашина и достигшего своего наибольшего могущества в конце VI в.
Не случайно изображение волка было геральдическим символом тюрков, а также помещалось на их боевых знаменах. Как отмечает С. Г. Кляшторный [1965, с. 280–281], в тюркских языках название этого рода не находит надежного объяснения, тогда как «в качестве одного из гипотетических прототипов имени можно выделить сакское «asana» — «достойный, благородный», отражённое в агнийском, кушанском «asam, asana».
Н. В. Полосьмак [1990, с. 105] также считает, что в состав хуннов входили европеоидные кочевники. Учитывая время и место формирова-ния хуннского объединения, такими кочевниками могли быть только ираноязычные номады, занимавшие в эпоху раннего железного века огромные территории Великого евразийского пояса степей, до Западной Монголии включительно.
Особую роль хищников семейства псовых (в данном случае нас интересуют волки, а также их подвид – домашние собаки) в идеологии и воинских обычаях ираноязычных кочевников рассматривает А. И. Иванчик [1988] на примере скифского вождя эпохи переднеазиатских походов Ишпакая и его воинов. В этой связи он, прежде всего, отметил этимологию имени предводителя скифов – Ишпакай, производного от иранского слова «spaka» – собака.
По мнению этого автора, собака и волк почитались ираноязычными народами, особенно их молодыми воинами, что связано с институтом возрастных классов. Молодые воины обычно представляли собой особое подразделение кочевого войска и входили в состав мужских союзов. Зачастую они именовались «волками» и отличались жестокостью и неустрашимостью. Согласно А. И. Иванчику, это, по видимому, относилось и к воинам Ишпакая – «воинам-псам», сражавшихся с неистовостью бойцовских псов.
У Геродота [IV, 105] зафиксированы интересные данные о неврах – северных соседях скифов, но живущих по скифским обычаям. Согласно «Отцу истории», невры один раз в году были способны на несколько дней обращаться в волка. Скорее всего, здесь зафиксированы какието элементы воинской магии невров, их способность превращаться в воинов-волков.
Саги викингов, этих средневековых кочевников морей, также полны упоминаний о бесстрашных берсерках (воинах-медведях) и улфедхиннах (воинах-волках), которые, под воздействием какихто наркотических средств – возможно, галлюциногенных грибов (вспомним священный напиток индоиранцев – сома, изготавливаемый из отвара красных мухоморов) бесстрашно бросались в бой и не чувствовали боли от полученных ран.
Почитание древними кочевниками волка вполне объяснимо. Волк достаточно крупный хищник (его вес может достигать 85 кг). Узкая и обтекаемая грудная клетка и сильные ноги позволяют ему во время погони достигать скорости до 65 км/час, а строение лап позволяет ему свободно передвигаться по любой поверхности, в том числе и по глубокому снегу. Волк – очень чуткое и внимательное животное, обладающее прекрасным зрением и обонянием. Как известно, волки практически всегда выходят на охоту стаями. Каждая стая представляет собой четкую иерархическую организацию, отлича-ющуюся повышенной агрессивностью. Именно такими – агрессивными, бесстрашными и неуловимыми должны были быть отряды кочевников, подчиненные строгой дисциплине и необходимости неукоснительного выполнения приказов своего предвоителя – вождя «волчьей стаи».
Следует отметить, что в последние годы на территории современного Казахстана, в местности Ак-Кайнар, наряду с другими изображениями были обнаружены изображения мужчин в волчьих масках, которые датируются андроновской или сакской эпохой. Несомненно, эти рисунки отображают какой-то обряд, связанный с перевоплощением мужчины- воина в воина-волка.
Суммируя все, сказанное выше, становится понятно, что украшение публикуемого нами ритуального ножа, применявшегося при совершении кровавых жертвоприношений, протомой кровожадного и не знающего пощады волка вполне логично и объяснимо.
В. Ю. Мурзин , Бердянский университет менеджмента и бизнеса,
В.Г. Шлайфер, Запорожский Музей истории оружия,
Сборник научных статей "Археологическое наследие Центрального Казахстана: изучение и сохранение" (том 2, 2017 год, Алматы)
ЛИТЕРАТУРА
Абаев В.И. Осетинский язык и фольклор. – М.–Л.: Изд-во АН СССР, 1949. – Т. 1. – 601 с.
Артамонов М.И. Сокровища саков. – М.: Искусство, 1973. – 278 с.
Дюмезиль Ж. Осетинский эпос и мифология. – М.: Наука, 1976. – 272 с.
Иванчик А.И. Воины-псы. Мужские союзы и скифские вторжения в Переднюю Азию // СЭ. – 1988. – №5. – С. 38–48.
Ильнская В.А. Раннескифские курганы бассейна р. Тясмин. – Киев: Наукова думка, 1975. – 221 с.
Ильинская В.А., Мозолевский Б.Н., Тереножкин А.И. Курганы VI в. до н. э. у с. Матусов // Скифия и Кавказ. – Киев: Наукова думка, 1980. – С. 31–63.
Интернет-ресурс. Режим доступа: http: // ru.nomad-kazakhstan.kz/2181.html
Клочко В.И., Мурзин В.Ю. О взаимодействии местных и привнесенных элементов скифской культуры // Скифы Северного Причерноморья. – Киев: Наукова думка, 1987. – С. 12–19.
Кляшторный С.Г. Проблемы ранней истории племени тÿрк (ашина) // Новое в советской археологии (МИА №130). – М.–Л.: Наука, 1965. – С. 278–281.
Ковалев А. Древние кочевники на границах китайских государств // Miras. – 2001. – №2. – С. 124–176.
Мурзін В.Ю., Фіалко О.Є. Зброя з Бердянського кургану. – Археологія. – 1998. – №3. – С. 103–112.
Полосьмак Н.В. Некоторые аналогии погребениям в могильнике у деревни Дао-дуньцзы и проблема происхождения сюннуской культуры // Китай в эпоху древности. – Новосибирск: Наука, 1990. – С. 101–107.
Пьянков И.В. Некоторые вопросы этнической истории древней Средней Азии // Восток – Oriens. – 1995. – №6. – С. 27–46.
Смирнов К.Ф. Савромато-сарматский звериный стиль // Скифо-сибирский звериный стиль в искусстве народов Евразии. – М.: Наука, 1976. – С. 74–89.
Тереножкин А.И. Киммерийцы. – Киев: Наукова думка, 1976. – 220 с.
Членова Н.Л. О связях Северо-Западного Причерноморья и Нижнего Дуная с востоком в киммерийскую эпоху // Studia Thracica. – София: Изд-во Болгарской АН, 1975. – Вып. 1. – С. 69–90.
Шрамко Б.А. Металеві знаряддя виробництва Лісостепової Скіфії (ножі) // Питання історії народів СРСР. – Харьків: Вид-во Харківського університету, 1965. – Вип. 1. – С. 137–152.
